Неточные совпадения
Когда Левин
вернулся домой, он съехался с
княгиней, и они вместе подошли к двери спальни. У
княгини были слезы на глазах, и руки ее дрожали. Увидав Левина, она обняла его и заплакала.
Ей хотелось спросить, где его барин. Ей хотелось
вернуться назад и послать ему письмо, чтобы он приехал к ней, или самой ехать к нему. Но ни того, ни другого, ни третьего нельзя было сделать: уже впереди слышались объявляющие о ее приезде звонки, и лакей
княгини Тверской уже стал в полуоборот у отворенной двери, ожидая ее прохода во внутренние комнаты.
— Что он, давно ли приехал? — сказала
княгиня про Левина, когда они
вернулись домой.
Княгиня была сперва твердо уверена, что нынешний вечер решил судьбу Кити и что не может быть сомнения в намерениях Вронского; но слова мужа смутили ее. И,
вернувшись к себе, она, точно так же как и Кити, с ужасом пред неизвестностью будущего, несколько раз повторила в душе: «Господи помилуй, Господи помилуй, Господи помилуй!»
«Сегодня в десятом часу вечера приходи ко мне по большой лестнице; муж мой уехал в Пятигорск и завтра утром только
вернется. Моих людей и горничных не будет в доме: я им всем раздала билеты, также и людям
княгини. Я жду тебя; приходи непременно».
Дела шли своим чередом, как вдруг однажды перед началом нашей вечерней партии, когда Надежда Васильевна и Анна Васильевна наряжались к выходу, а Софья Николаевна поехала гулять, взявши с собой Николая Васильевича, чтоб завезти его там где-то на дачу, — доложили о приезде
княгини Олимпиады Измайловны. Обе тетки поворчали на это неожиданное расстройство партии, но, однако, отпустили меня погулять, наказавши через час
вернуться, а
княгиню приняли.
Татьяна Борисовна отправила к племяннику двести пятьдесят рублей. Через два месяца он потребовал еще; она собрала последнее и выслала еще. Не прошло шести недель после вторичной присылки, он попросил в третий раз, будто на краски для портрета, заказанного ему
княгиней Тертерешеневой. Татьяна Борисовна отказала. «В таком случае, — написал он ей, — я намерен приехать к вам в деревню для поправления моего здоровья». И действительно, в мае месяце того же года Андрюша
вернулся в Малые Брыки.
Нет! Я еще не приказал…
Княгиня! здесь я — царь!
Садитесь! Я уже сказал,
Что знал я графа встарь,
А граф… хоть он вас отпустил,
По доброте своей,
Но ваш отъезд его убил…
Вернитесь поскорей!
Под караулом казаков
С оружием в руках,
Этапом водим мы воров
И каторжных в цепях,
Они дорогою шалят,
Того гляди сбегут,
Так их канатом прикрутят
Друг к другу — и ведут
Трудненек путь! Да вот-с каков:
Отправится пятьсот,
А до нерчинских рудников
И трети не дойдет!
Они как мухи мрут в пути,
Особенно зимой…
И вам,
княгиня, так идти?..
Вернитесь-ка домой!
Вернувшись домой, к Грушиной, сочинили и письмо от
княгини. Когда, через два дня, письмо было готово, его надушили шипром. Остальные конверты и бумагу сожгли, чтобы не осталось улик.
— Пойми, что мы пошли с Варей, да не застали
княгини, всего на пять минут опоздали, — рассказывал Передонов, — она в деревню уехала,
вернется через три недели, а мне никак нельзя было ждать, сюда надо было ехать к экзаменам.
Но Передонов поспешно унес бутылку, и слышно было, как звенел замок у шкапика, в котором он спрятал вино.
Вернувшись к гостям, он, чтобы переменить разговор, стал говорить о
княгине. Он угрюмо сказал...
В минуты приезда неожиданных гостей
княгиня только что
вернулась из института, где на другой день назначен был выпуск, и находилась в неприятном волнении. Она встретила друзей с изумлением, и ее первым к ним словом был вопрос...
В бедных хибарах мелкого сошки все перепугались наезда такого важного гостя, сам старик Честунов едва решился вылезть к князю из боковуши в низенькую комнату, исправлявшую должность зальцы, но через какие-нибудь полчаса это все изменилось: неравенство исчезло, князь обласкал Честунова, обдарил прислугу и
вернулся домой, привезя рядом с собой в коляске самого дворянина, а на коленях его пятилетнюю дочку, из которой потом вышла моя бабушка,
княгиня Варвара Никаноровна Протозанова, некогда замечательная придворная красавица, пользовавшаяся всеобщим уважением и расположением императрицы Марии Феодоровны.
—
Княгиня в самые большие дома и во дворец выезжала и обо всем там, кажется, могли наговориться, а, бывало, чуть только
вернутся, сейчас ко мне: разденутся и велят себе задорную корочку аржаного хлеба покруче крупной солью насолить и у меня на сундучке сядут, и начнем с нею про деревню говорить.
— Я еще тогда, как
княгиня взяла только Петицкую с собою за границу, говорила, что та будет ссорить ее с Миклаковым, и даже предсказывала, что
княгиня, вследствие этого, опять
вернется к тебе.
Далее князь не в состоянии был выслушивать их разговора; он порывисто встал и снова
вернулся в залу, подошел к буфету, налил себе стакан сельтерской воды и залпом его выпил. Елпидифор Мартыныч, все еще продолжавший стоять около ваз с конфетами, только искоса посмотрел на него. Вскоре после того в залу возвратилась
княгиня в сопровождении всех своих гостей.
— Нет, и твое! — возразила ему Елена. — Потому что
княгиня тогда опять
вернется к тебе!
— Ну, adieu, авось отыщется где-нибудь наш беглец! — проговорила она и пошла, твердо уверенная, что князь гулял в лесу с Еленой: рассорились они, вероятно, в чем-нибудь, и Елена теперь плачет в лесу, а он, грустный, возвращается домой… И г-жа Петицкая, действительно, придя к
княгине, услыхала, что князь
вернулся, но что обедать не придет, потому что очень устал и желает лечь спать.
— Да, да,
вернусь,
княгиня, лишь только отвезу к матери княжну.
Ксения Яковлевна Строганова стала в этот день
княгиней Сибирской. Уж более недели, как всю усадьбу с быстротою молнии облетела весть, что осыпанный царскими милостями завоеватель Сибири Ермак
вернулся к Строгановым, чтобы вести свою обрученную невесту к алтарю. В этот вожделенный день возвращения жениха Ксения Яковлевна проснулась особенно печальной. Находившаяся при ней Домаша заметила это и спросила...
— О, как мне жаль расставаться с тобой! — воскликнула
княгиня Святозарова, прощаясь с Дашковой. — Если бы ты
вернулась сюда совсем…
Ермак Тимофеевич между тем, отпустив гонца, не
вернулся в опочивальню, где сладким сном счастливой любимой женщины спала его молодая
княгиня, а прямо прошел к Семену Иоаникиевичу Строганову.
Староста вышел.
Княгиня Васса Семеновна осталась одна. Некоторое время она сидела в глубокой задумчивости. Доклад старосты, состоявший из двух слов: «Никита
вернулся», всколыхнул печальное отдаленное прошлое
княгини.
Вернувшись домой,
княгиня Дашкова снова принялась за письмо.
Дела после князя Василия оказались в большом беспорядке.
Княгиня Зоя Александровна, потрясенная смертью мужа и появлением у его гроба Александрины, отправилась вместе с дочерью,
княгиней Анной Шестовой, и внуком, сыном последней, по предписанию докторов, лечиться за границу. Они уехали в самом конце зимы и располагали
вернуться через год. Они звали с собой и сына, но он наотрез отказался и остался один в громадном княжеском доме.
Сергей Семенович иногда серьезно, с искренним сожалением поглядывал на своего друга. В душе у него сложилось полное убеждение, что мать одержит победу над сыном и что последний не
вернется.
Княгиня Васса Семеновна думала то же самое, хотя и не успела объясниться с братом ни одним словом по этому вопросу. И брат и сестра слишком хорошо знали Станиславу Феликсовну.
Цель была достигнута.
Княгиня Зоя Борисовна, находившаяся в интересном положении, была привезена в дом укравшего ее помещика, находившийся в пяти верстах от имения князя Ивана Андреевича, куда и
вернулся несчастный, лишившийся своего сокровища, муж. Князь боготворил свою жену.
Гиршфельд подвернулся с своей «маленькой» просьбой в довольно удачное время. Мать князя Гарина уже с месяц как
вернулась из-за границы, задержанная там долее предположенного времени болезнью своей дочери
княгини Шестовой, а князь Виктор, между тем, медлил исполнением своего слова.
Княгиня Зоя Александровна не появлялась в гостиной Александры Яковлевны свахой своего сына. Сам князь был в мрачно озлобленном настроении.
Разговор перешел на другие темы. Когда они
вернулись в дом и князь стал прощаться, он действительно пригласил
княгиню Вассу Семеновну на послезавтра вечером приехать в Луговое.
Княгиня дала свое согласие.
Он, выехавший из Петербурга с твердым намерением как можно скорее
вернуться туда и принять участие в летних придворных празднествах, теперь, с первого дня своего пребывания в поместье, решил пожить в нем, присмотреться к хозяйству и к соседям. Думая о последних, он, конечно, имел в виду лишь
княгиню и княжну Полторацких.
Когда княжна Марья
вернулась от отца, маленькая
княгиня сидела за работой, и с тем особенным выражением внутреннего и счастливо-спокойного взгляда, свойственного только беременным женщинам, посмотрела на княжну Марью. Видно было, что глаза ее не видали княжны Марьи, а смотрели вглубь — в себя — во что-то счастливое и таинственное, совершающееся в ней.